Библия Кремниевой долины

«Они отбирают нашу маржу. Капитализация того же Uber сравнима с капитализацией «Роснефти», – так на заседании Президентского совета по науке и образованию в ноябре 2016 года один из руководителей Агентства стратегических инициатив Дмитрий Песков описывал риски подрывных инноваций. Владимир Путин в ответ признал наличие «угроз» со стороны новых технологий, но призвал не сгущать краски: «Не нужно их подозревать в подрывной деятельности, они просто работают современным образом».

Разговор на высшем уровне о disruptive innovations (на русский это словосочетание переводят как «подрывные» или «прорывные инновации») в ноябре 2016 года в России зашел впервые. Между тем сам термин родом из середины 1990-х. Его «творец» – профессор Гарвардской школы бизнеса Клейтон Кристенсен. В 1997 году в соавторстве с Майклом Рейнором и Рори Макдоналдом он написал книгу «Дилемма инноватора», в которой развил теорию «созидательного разрушения» австро-американского экономиста Йозефа Шумпетера.

По Шумпетеру, термин «созидательное разрушение» (creative destruction) определил суть экономики развитых стран: капитализм выиграл конкуренцию благодаря непрерывному процессу индустриальной мутации:  экономика под влиянием инновационных технологических решений (например, парового двигателя) сама разрушала себя изнутри и тут же отстраивала заново (эта теория изложена в книге 1942 года «Капитализм, социализм и демократия»). Проводники созидательного разрушения превращались в гегемонов мировой экономики (от Англии XVII века до Америки XX века), а вчерашние лидеры, не поймавшие волну перемен, отправлялись на задворки истории (например, Испания XVI−XVII веков).

Прорывные инновации – наследник созидательного разрушения с ускорением технологического прогресса в XX веке на рынке все чаще стали появляться решения, которые полностью переворачивали экономику отдельных отраслей, традиционные критерии конкурентоспособности под прорывным влиянием теряли актуальность, уступая место новому набору ценностей. Причем революцию всякий раз устраивали малоизвестные молодые компании или предприниматели, работающие на периферии индустрии и вовремя не распознаваемые как опасные конкуренты. Кристенсен в своем каноническом труде насчитал больше 70 примеров disruptive innovations: от телефона (сменившего телеграф) и парохода (сменившего парусные суда) до цифровых камер (сменивших пленочные) и персональных компьютеров (сменивших массивные ЭВМ).

70примеровDISRUPTIVE INNOVATIONS ВЫДЕЛИЛ ПРОФЕССОР КРИСТЕНСЕН В КНИГЕ «ДИЛЕММА ИННОВАТОРА»

За двадцать лет прорывные инновации превратились в одну из самых популярных в мире экономических концепций, «Дилемма инноватора» стала библией для нескольких поколений предпринимателей и особенно прижилась в Кремниевой долине – на малой родине практически всех технологий, претендующих на статус следующей disruptive innovation по состоянию на начало 2017 года.

При этом в академической среде модель Кристенсена вызывает все больше скепсиса. Так, в 2015 году профессор Дартмутского колледжа Эндрю Кинг опубликовал в журнале MIT Sloan Management Review результаты опроса почти 80 преподавателей ведущих бизнес-школ мира, из этих результатов следовало, что более 30% кейсов, записанных Кристенсеном в прорывные инновации на деле частично или полностью не соответствовали критериям автора теории: например, интернет-поиск пришел на смену «Желтым страницам» не потому, что издатели телефонных справочников упустили момент знакомства Ларри Пейджа с Сергеем Брином, – продукты просто развивались в никак не связанных  друг с другом отраслях. Годом ранее то же мнение на страницах журнала New Yorker выразила профессор Гарварда Джилл Лепор. Например, писала она, якобы проигравший, по Кристенсену, конкуренцию производитель жестких дисков Seagate на деле пережил все инновационные стартапы (и сегодня торгуется на NASDAQ), которые сгорели в пузыре доткомов на рубеже 2000-х.

В декабре 2015 года Кристенсену и его соавторам пришлось выступить с апологией своей теории в журнале Harvard Business Review (там же в 1995 году впервые был сформулирован термин disruptive innovation). Ученый отметил, что с ростом популярности его идеи все чаще трактуются превратно и используются для описания технологий, не являющихся прорывными. В качестве примера он взял Uber, который  Песков упоминал на встрече с Путиным. Несмотря на регулярно применяемый к самому дорогому в мире стартапу (оценка инвесторами – $68 млрд) эпитет «прорывной», согласно теории Кристенсена, мобильное приложение для вызова такси прорывным не является. Не хватает двух критериев: во-первых, Uber не «перепридумал» рынок – он просто его технологически «переупаковал»; во-вторых, Uber не вовлекал в рынок новых потребителей, а работал с уже существовавшей аудиторией. Сервис Трэвиса Каланика можно отнести скорее к поддерживающим инновациям (sustaining innovations), заключил Кристенсен.

Горизонт 2050

Какие же технологии соответствуют накопленной с 1990-х академической базе и имеют шанс «подорвать устои» и изменить нашу жизнь? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует понять, в каких условиях придется развиваться будущим локомотивам экономики.

8,5млрд человекДО ТАКОГО ОБЪЁМА ВЫРАСТЕТ НАСЕЛЕНИЕ ЗЕМЛИ В 2030 ГОДУ, А К 2050 ОНО УВЕЛИЧИТСЯ ДО 9,7 МЛРД ЧЕЛОВЕК

Согласно прогнозу ООН, население Земли вырастет с нынешних 7,3 млрд человек до 8,5 млрд в 2030-м, 9,7 млрд – в 2050-м. Мировая экономика до середины века будет расти средними темпами чуть выше 3% в год, отмечалось в исследовании консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers (PwC) в 2015-м. В результате мировой ВВП к 2037 году удвоится, а к 2050-му увеличится почти в три раза. Главными бенефициарами будущего роста станут демографические лидеры: Китай, который с 2030-го утвердится в статусе крупнейшей экономики мира, и Индия, которая к 2050-му будет оспаривать с США статус второй по величине экономики, считают аналитики PwC. Те же выводы содержались и в исследовании банка HSBC от 2012 года. Главными вызовами «горизонта 2050» эксперты кредитной организации называли истощение ресурсов, глобальное потепление, угрозу разрастания локальных военных конфликтов и непредсказуемые кризисы («черные лебеди», по экономисту Нассиму Талебу).

Флагманами технологического прогресса в ближайшие десятилетия останутся нынешние лидеры, прежде всего США, отмечает PwC. Внедрение инноваций в долгосрочной перспективе зависит от прочности политических и экономических институтов в каждой стране: для трансформации disruptive innovations в рыночные каноны государство должно обеспечивать политическую и финансовую стабильность, инвестиции в человеческий капитал, открытость и прозрачность экономики, независимую судебную систему, уважение к культуре предпринимательства, перечисляют аналитики.

Впрочем, ограничиваться развитыми странами инноваторы вовсе не обязаны. Например, в 2016 году первые коммерческие перевозки продуктов дронами начались в Руанде: бизнес-модель в африканской стране обкатывает американский стартап Zipline, в который вложили более $40 млн ведущие венчурные фонды Кремниевой долины. Если инновация докажет эффективность в Руанде, она может быть допущена и на американский рынок, говорил в интервью журналу Wired министр транспорта США в правительстве Барака Обамы Энтони Фокс.

Также в анализе технологического прогресса никогда нельзя исключать «резких рывков вперед», способных стремительно перевернуть отдельные отрасли, предупреждали аналитики PwC. Среди претендентов на подобную революцию, например, разработка стартапа Magic Leap (оценка инвесторами – $4,5 млрд). Компания якобы близка к созданию технологии смешанной реальности, которая позволит пользователю через миниатюрный гаджет (предположительно, через очки) видеть прозрачные виртуальные объекты на фоне окружающего мира. В перспективе технология способна избавить человечество от целого ряда физических объектов: например, мониторы персональных компьютеров, телевизоры и другие подобные предметы рискуют исчезнуть в мире новой виртуальности, писал в октябре 2016-го журнал Forbes. Впрочем, не исключено, что разработчики Magic Leap приукрашивают действительность, во всяком случае, их демонстрационные ролики отчасти оказались художественным преувеличением функций будущего устройства, показало расследование портала The Information.

Надувание пузырей вокруг потенциальных прорывных технологий – проблема, о которой все громче говорят аналитики и инвесторы: число стартапов, оцениваемых в сумму от $1 млрд (так называемых единорогов), за пять лет выросло в пять раз, с 30 до почти 160, свидетельствуют данные консалтинговой компании CB Insights и журнала Fortune. Погоня за формальным соответствием теории Кристенсена превращает вчерашних фаворитов рынка в изгоев: уже ставший классическим кейс краха компании Theranos показал, как стремление убедить всех в «инновационности» технологии заставляет предпринимателей идти на компромиссы «во благо» будущего «прорыва», вплоть до обмана потребителей и инвесторов. Результат – обвал стоимости компании с $9 млрд до нуля за один год и фактическое уничтожение бизнеса.

160ЕДИНОРОГОВ-СТАРТАПОВ, ОЦЕНИВАЕМЫХ ДОРОЖЕ $1 МРЛД , БЫЛО В МИРЕ В 2016 ГОДУ. ЗА 5 ЛЕТ ЭТО КОЛИЧЕСТВО ВЫРОСЛО В 5 РАЗ

Какие технологии выглядят более жизнестойкими в долгосрочной перспективе? Аргументированный ответ на этот вопрос в 2012 году попытался дать журнал Economist. Опросив почти 600 топ-менеджеров крупнейших компаний мира, издание пришло к выводу, что шансы на триумф наиболее высоки у инноваций, способных «опрокинуть» сразу несколько отраслей. Например, развитие технологий искусственного интеллекта вместе с большими данными после 2020 года способно повлиять и на автопром (через разработку решения для беспилотных автомобилей), и на логистику (через разработку «умных» дронов-доставщиков), и на производство бытовой техники и электроники (через разработку решений для «умных домов»). Схожую концепцию в докладе «Без простых инноваций» в 2015 году вывели аналитики консалтинговой компании McKinsey. По их оценке, перспективная десятка прорывов включает в себя технологии в диапазоне от возобновляемой энергетики и сложной робототехники до интернета вещей и облачных решений для хранения данных.

Но прорывные технологии — это не только повышение эффективности экономики, новые возможности для бизнеса и улучшение качества жизни для людей. Но еще и новые риски как для простых пользователей, так и для корпораций и стран. Какие-то из этих рисков очевидны для специалистов еще до того, как новая технология войдет в нашу жизнь, другие же предсказать заранее почти невозможно. 

Вместе с «Лабораторией Касперского» мы составили свой список технологий, которые будут менять мир в ближайшие 15 лет, и угроз, которые их распространение может нести для бизнеса.